Александр Цивьян
Для Бориса всегда было чрезвычайно важно, концептуально необходимо ощущение контекста
Судьба Бориса Шабунина является удивительным отражением, не побоюсь громкого слова, эпохи, в которой мы жили и продолжаем жить. Особенности этой страны во многом объясняют и формирование Бориного характера, и то, что он довольно рано устремился к самостоятельности, уходил из дома, перепробовал множество разных профессиональных занятий, прежде чем прийти к архитектуре, что, с одной стороны, свидетельствует о разрыве с прошлым, а с другой стороны, стремление к независимости и самостоятельности просто обогатило его мировоззрение, отношение к жизни, создало то, каким самобытным профессионалом Борис стал.
Нашей мастерской, куда пришел Боря, руководил Виктор Владимирович Лебедев, совершенно поразительный педагог и воспитатель. Он собрал у себя достаточно большую группу молодых архитекторов. В разное время у него работали: Коновалов, Кубацкий, Ларин, затем Яворский, Цивьян, потом появились Асс, Волчек, Чалов, Шаров, еще позднее Хазанов, Каверин, автор здания напротив Большой Дмитровки – Гамон. Руководя этой большой командой молодежи, Виктор Владимирович всегда допускал очень большие степени свободы, он старался помогать и никогда не диктовал в категорической форме какие-то свои представления. Да, конечно, он отбирал какие-то предложения, имея свои представления, что хорошо, что плохо. Но в общем он каждому из персонажей давал развиваться самостоятельно. В списке персонажей я, естественно, должен назвать и Борю, который вместе со своим приятелем Сашей Фроловым (второй, правда, ненадолго), появились в мастерской и проявили себя как не просто полноправные, но серьезные, самостоятельные члены этой разнокалиберной и разношерстной команды с разными устремлениями.
Когда пришел Боря, вся мастерская была задействована в проектировании застройки Ивановского района. Ивановское, по крайней мере, на то время заметно отличалось от остальных районов. И то, что в нем начал формироваться общественный центр, то есть не просто разрозненные объекты обслуживания, тоже было совершенно очевидным достижением. Шабунин принял в этой работе активное участие, он осмысливал эту ситуацию и понимал, к чему она ведет и чего следует добиваться в объемно-пространственном выражении того, что предстояло ему проектировать.
Поскольку весь культбыт в те времена финансировался как какой-то незначительный процент от стоимости жилых домов, то, как правило, эти объекты культбыта (магазины, столовые, кафе, аптеки, Жэки, бытовое обслуживание и т.д.) делались в виде встроенных и пристроенных помещений к жилым домам. Желая большего комфорта для людей, проживающих в этих домах, Лебедев добился того, что эти небольшие проценты от стоимости жилья были аккумулированы в отдельные суммы, и было разрешено все эти объекты культбыта сделать в виде отдельно стоящих объемов, которые были собраны в протяженные вдоль улиц или кварталов цепочки объектов такого рода. Стоя перед 9-11-ти этажными домами такие одноэтажные объекты слитным фронтом вдоль улиц с широким тротуаром создавали единую пешеходную прогулочную зону для жителей. И на их схождении формировался тот самый центр, в котором объектом номер один должен был стать кинотеатр.
В этих проектах очень важно то, что Боря в них уделял внимание не только функциональной начинке каждого из этих объектов торгово-бытового обслуживания, но и движению вдоль них, крытым галереям, подходам. По меркам времени, когда это проектировалось, это было не очень просто, потому что считались копейки, излишествами считались не только декоративные элементы, но и «трата» конструкций и места для того, чтобы что-то разместить. Боюсь, что многие из этих крытых галерей, подъемов, навесов утрачены сегодня, потому что жадные коммерсанты сегодня наверняка любую кровлю используют для того, чтобы под нее вставить еще какое-нибудь помещение, теплую палатку, какой-нибудь объем, который приносит прибыль. А в те времена это давало другой облик и другое совершенно восприятие городской среды, которая таким образом формировалась. И здесь настойчивость Бориса, его упертость, понимание того, что, выполняя исключительно функциональные задачи, среду не создашь, это, конечно, его огромная профессиональная заслуга.
На моей памяти ЖЭК, пристроенный к жилому дому, был первый самостоятельный Борин проект в мастерской В.В. Лебедева. Меня тогда поразила самостоятельность Бориного мышления и его умение, действуя ограниченным набором возможностей и конструкций, характерных для того времени, за счет незначительных поворотов при формообразовании объекта, добиться эффекта самостоятельности облика, функциональной целостности и того, чтобы объект стал событием, а не просто сундучком, приставленным к жилому дому, в котором размещен некий офис. Недаром потом этот ЖЭК из объекта сугубо обслуживающего характера превратился в объект культурного назначения – «Московский драматический Театр на Перовской». И это было для меня первое знакомство с Бориным самостоятельным мышлением, которое естественно вырастало из его собственного взгляда на мир, его философии, его независимости, которая появлялась во всем, что он делал впоследствии.
Кинотеатр Саяны – это яркий пример того, насколько Борис воспринял то, что сложилось до него, и понял, каким образом следует развивать, обогащать, а не просто учитывать. Для Бориса всегда было чрезвычайно важно, концептуально необходимо ощущение контекста, сложившегося к моменту проектирования того или иного объекта, для того, чтобы понять, к чему стремиться дальше и что следует делать. И именно отсюда возникла и собственно концепция формообразования, и структура кинотеатра. Главным Бориным достижением было объединить вешнее и внутреннее пространство, сделать их взаимопроницаемыми (что сегодня безнадежно утеряно), отсюда - диагональный витраж между фойе и перекрытой частью площади и сквозной проход к третьей из цепочек культурных учреждений, акцентированный и этой перекрытой площадью. Пришлось потратить довольно много усилий для того, чтобы это единое уличное пространство фойе было перекрыто фермами пролетом 24 метра. Сформировался неповторимый облик и очень правильная планировочная структура кинотеатра. Который раз повторяю, что этот облик, к сожалению, был безнадежно утрачен, и тем самым были сведены к нулю все достоинства этого объекта.
Что касается жилого дома на Авиамоторной, то и здесь, как и в других случаях, можно говорить об очень внимательном отношении Бориса к сложившемуся контексту. Мне кажется, что среди довольно большого количества индивидуально-кирпичных домов того времени этот дом своим формообразованием, своей пластикой как-то заметно выделялся и наберусь наглости сказать, что он не устарел и по сей день. Как и на любом объекте были разночтения, но мы приходили к общему знаменателю. Каждый раз это было результатом совместной работы, и мы всегда могли добиться консенсуса. Я думаю, что то, что состоялось (не знаю, согласился бы с этим Боря), было разумно, потому что на этом достаточно некрупном по размерам объекте многотемье было бы избыточно. Здесь важно было добиться отчетливого прочтения примененного приема, и этого, как мне казалось, было вполне достаточно для того, чтобы дом получился с каким-то своим особым выражением лица.
Есть смысл повторить то, что было уже сказано о Боре – про его эрудицию, про знание стихов, про то, как все это отражалось на его творчестве, педагогическом даре, на то, каким образом он был востребован своей компанией, друзьями, студентами, насколько это было интересно в общении, и насколько это все неотделимо от его натуры, от его самостоятельности, самобытности, от его философии существования, а, следовательно, и творчества. А то, что он не ремесленник, а творец, мне кажется совершенно очевидно не только по всему строю его реализованных построек, но просто и по характеру его жизни, его поведения, его общения с окружающими и по такому естественному, и в то же время, замечательному взаимопроникновению общей культуры, любви и знания колоссального пласта, прежде всего, русской поэзии, и отношения его к профессии. Все эти качества существуют для меня как нечто единое целое и обозначают совершенную неповторимость и значимость Бориной фигуры.