top of page

Евгений Асс

 

           Боря был очень дорогим другом

 

          Боря пришел в мастерскую №12 в 1975 году, он появился на новенького, поскольку компания у нас уже сложилась, и основные работы уже были реализованы до него. Боря пришел от Чернявского. Чернявский был такой козырной фигурой, и эта школа было такая важная, все относились к Чернявскому с почтением, к его архитектурному дарованию, и все, кто работали у него, имели такой сильный почерк, поставленную руку. Борю мы как-то ждали, и было ясно, что он к нам рано или поздно придет. И это была приятная встреча.

         Та вольница, которую мы имели в мастерской №12, была просто беспрецедентной. Я видел, что творилось в соседних мастерских, там прямо ужас был, такая скука… К нам просто приходили, как на курорт, отдохнуть, у нас было весело. А вообще ничего же случайно не бывает. Собралась такая компания, как нигде больше. Были там Цивьян, Яворский, Коновалов и Ларин, Они пришли вместе после института. Мастерская очень быстро засветилась хореографическим училищем. Это был такой прорыв. И она сразу стала заметной. Потом пришел я, Чалов пришел, Хазанов, потом Волчек, промелькнул Сережа Шаров, тоже из заметных ярких людей. Собралась совершенно необычайная по таланту, разносторонности и энергии команда. И конечно, Боря со своей артистичностью был очень кстати в этой мастерской.

          Как-то мы все смотрели друг на друга, и я думаю, можно говорить о преемственности, взаимосвязи, о такой общей интонации, которая возникла в мастерской, в известном смысле благодаря нашим усилиям с Лариным и с Волчеком, и в таких маленьких объектах, в которых можно найти какие неожиданные, острые повороты. В нашей бригаде мы делали туристическое агентство, и магазин, и аптеку, и детский сад, и какую-то чистку-прачечную… С точки зрения большой архитектуры это какая-то ерунда, но для нас это была прямо целая отрасль деятельности, и мы с удовольствием за это брались. Это такой объект, который не проходит никаких особенно экспертиз, советов, он обычно строится хозспособом, никаких препятствий нет, главное, чтобы это было недорого и конструктивно, без особых хитростей. При таком подходе стиль мастерской – это скорее скромное, кирпичное сооружение, но с какими-то вывертами. Как раз Борин ЖЭК очень похож на наши с Лариным экзерсисы, даже по подаче похоже. Мы ловко аксонометрии делали тонким рапидографом. Времени не жалели, надо сказать. Это была такая наработанная эстетика. В общем можно считать, что это была общая эстетика 12 мастерской.

         Сами заказы были предписаны какими-то нормативами. А то, что нам позволялось это делать и как-то даже поощрялись такие эксперименты – это, конечно, заслуга Виктора Владимировича Лебедева. Он к этому, относился с вниманием, с любовью, нас как-то за это поощрял, не деньгами конечно… Ему нравились эти работы, и в известном смысле он гордился ими. Небольшие объекты давали какую-то возможность для свободы, какие-то такие лазейки для проявления архитектурного вольнодумства.

Этот жанр – встроенно-пристроенный объект – был отдельной песней. Например, жилой дом со встроенно-пристроенной аптекой был прописан в градостроительном задании, поскольку по нормам было положено четыре аптеки на микрорайон. И если туда не влезало ничего типового из панелей или крупных блоков, то, скрипя зубами, разрешали делать в кирпиче. Плюс к этому, я думаю, что заказчик на этот объект был какой-нибудь ведомственный, и строило это не СУ, а его хозподрядная организация, которой было проще строить из кирпича, чем из чего-нибудь еще. Сегодня, наверное, никто не помнит, что стоимость проектных работ по индивидуальным проектам определялась с понижающим коэффициентом. Поэтому для мастерской было совершенно невыгодно делать индивидуальные проекты.  Сейчас это звучит дико, но это делалось в ущерб себе.

         Очень сильный прием, который Боря очень успешно применил в кинотеатре Саяны, это, конечно. такая развитая галерея, общественное пространство, как это сейчас называется. Тогда такого слова мы еще не знали. Мне вся эта история очень понравилась. Я помню, как она с самого начала развивалась. Это было очень сильное высказывание, я даже не ожидал, что это построят. Саяны – это самое яркое пространственное событие.

Поэзия была нашей с Борей общей слабостью. Архитекторы редко любят поэзию, а если любят, то в виде сочинения к юбилею праздничных стихов. А у нас с Борей была серьезная привязанность, в этом смысле мы наши друг друга. Мне кажется, что он был человек глубоко поэтический и для него все имело значение – и чтение стихов, и понимание… Это редкость. Поэтому Боря был очень дорогим другом. Когда он пришел в нашу школу МАРШ, он впервые эту тему поэзии и архитектуры смог публично заявить как архитектор. Эта тема подспудно присутствовала, но здесь он смог ее декларировать. Мне кажется, это было для него драгоценное событие, он всегда сам это говорил.

         Я не мог не пригласить Борю в МАРШ, важно было только найти правильный момент. Вся школа – это такой непрерывный эксперимент, такие непрерывные риски, это такой подъем по вертикальной стене, такое скалолазанье, и в самом начале я его не рискнул пригласить на самый первый год, потому что мне казалось, что на разгон нужны какие-то другие люди. А вот уже дальше мне показалось, что совершенно правильно будет Борю звать. У нас с ним были серьезные планы на дальнейшую кооперацию, мне был очень близок его подход. Я часто говорю теперь об этом. Приятно все-таки, что удалось… Мы, конечно, обсуждали все его задания, развертывания, он относился к этому очень серьезно и глубоко. Ведь нет такого в заводе, чтобы преподаватель сам сочинял для студентов задания, только у нас в МАРШе это есть. Для многих это такое тяжелое испытание, они не справляются, некоторые просто отказываются сразу. Боря не отказался и очень долго и внимательно выстраивал очень сложную методическую конструкцию. Я, честно говоря, в какой-то момент засомневался, что можно развернуть эту историю. Но в конце концов получилось неожиданно много хорошего. В студии было несколько талантливых ребят, которые на дипломе показали выдающиеся результаты во многом как раз благодаря Борису. Он открыл в них какой-то пласт, который обычно остается скрытым, пласт поэтического сознания, метафорического мышления. Я думаю, что это было очень важный этап для Школы. И сейчас во многих своих выступлениях и статьях я об этой поэтической линии говорю. Взаимодействие с Борисом было очень полезно. И потом, у него очень приятная манера в отношениях со студентами, такая ласковая, нежная, ироничная немножко… Атмосфера, которую он создавал в студии – это самое ценное во всем, что есть в образовании. И Боря был в этом смысле выдающийся педагог… Студенты к нему очень трепетно относились.

bottom of page